Как пробраться в постиндустриальное общество

Наверное, читателю не трудно будет заметить, что всякий технологический процесс по мере своего совершенствования стремится к минимизации тех производственных ячеек, в которых он осуществляется. Чтобы было понятнее, о чем идет речь, приведем несколько примеров.

Так, первобытным людям для того, чтобы загнать и убить мало-мальски крупную дичь, необходимы были усилия всего племени. С появлением лука и стрел охота стала уделом избранных групп членов племени - охотников. Современный же охотник, оснащенный автоматической винтовкой, за пять минут перестреляет все слоновье стадо и при этом даже не запыхается.

Чем были древние аграрные империи - такие, как ранний Египет, Мохенджо-Даро - если не гигантскими колхозами, выстроившимися вдоль русел великих? Чем они были, если не грандиозными зернопроизводящими конвейерами, управляемыми кастами жрецов, подметивших периодичность разлива этих рек и подчинивших население той дисциплине, той согласованности, без которой использовать мелиоративную силу этих разливов было бы невозможно?

Но в древнем Междуречье - там, где плодородие почвы определялось режимом уже не одной, а двух рек, понадобилось более гибкое управление производственными процессами и вместо единого государства возникает уже ряд административных образований - Аккад, Ур и т.д. По мере улучшения орудий труда и совершенствования трудовых навыков человечество получало возможность осваивать все более сложные для ведения хозяйства территории, и легко можно заметить, что параллельно уменьшались размеры административно-производственных ячеек: в античной Греции и Италии организация производства осуществляется на уровне города-государства (и попытки создать более крупные территориальные образования неизменно приводят к их быстрому упадку и падению, как это было с империей Александра Македонского и, в определенном приближении - с Римской империей: чрезмерная административно-политическая надстройка оказывается нерентабельной), в средневековой Европе - на уровне феодального поместья, а в Северной Европе (Англии, Скандинавии, России до монгольского завоевания) - на уровне отдельного хуторского, или фермерского хозяйства.

Причины этой закономерности определить не сложно, и она вполне доступно изложена в трудах, скажем, Чаянова. Чем изощреннее орудия производства и сложнее внешние условия для хозяйственной практики, тем в большей мере успех хозяйствования зависит от того, насколько участнику техпроцесса удастся адаптировать эти орудия к конкретным условиям их применения, самого себя (свои навыки, ум) – к этим орудиям. Что наилучшим образом достигается, как понимает читатель, в индивидуальном порядке. А способность индивидуума освоить при данных орудиях труда то или иное территориальное пространство и определяет минимальные размеры хозяйственной ячейки.

Однако начинает напрашиваться вопрос: а что мы видим сейчас? Как этот «закон минимизации производственных ячеек» соотносится с современным, индустриальным способом производства?

Автор этих строк видит проявление этой закономерности в той все большей роли, которую начинает играть малый бизнес и малые производства в экономике наиболее развитых стран. И при этом он (автор) считает, что эти проявления были бы более наглядными, признанными, сознаваемыми, если бы человечество не жило бы под гипнозом догмы о том, что, чем крупнее производство, тем оно эффективнее.

Эта догма родилась в первой половине XIX столетия. Не скроем от читателя ту, в общем-то, общеизвестную вещь, что к рождению ее причастны небезызвестные основоположники марксизма-ленинизма, которые вывели эту формулу во времена промышленной революции из сравнения современных им малых ручных мануфактур с только-только появляющимися крупными машинными предприятиями. Наблюдение, конечно, верное, но, увы, основоположники были философами-экономистами, а не технологами, и по этой причине следующий вывод - вывод о том, что машинное предприятие эффективнее мануфактуры не потому, что оно большое, а потому, что оно именно машинное, ими как-то опускался, значения подобной мелочи попросту не придается, и уж тем более никто не задумывался о том, что размеры предприятий того времени предопределялись не какими-то субъективными пожеланиями, а нездоровым гигантизмом техники того времени.

Действительно, что представлял собой, например, металлообрабатывающий цех середины позапрошлого века? - Длинный ряд станков, прессов и пр., приводимых в действие от единого протянутого вдоль всего производственного помещения распределительного вала паровой машины (в каждый станок, как догадывается читатель, паровую машину, как сейчас электромотор, не вставишь). Не трудно догадаться, что чем более крупную и, следовательно, мощную паровую машину удавалось затащить в цех, тем больше станков можно было поставить вдоль ее распредвала, тем больше рабочих собрать в радиусе окрика одного мастера, тем более рентабельным становилось производство.

Но с тех пор мир техники неузнаваемо преобразился! Два проводка можно с одинаковым успехом подключить как к станку, стоящему в цехе завода-гиганта, так и к точно такому же станку, расположенному в подвале или пристройке индивидуального коттеджа. Электрификация (минус Советская власть) избавила человечество от необходимости сверхконцентрации рабочей силы; на повестке дня давно уже стоит вопрос о рассредоточении нездоровых мегаполисных скоплений. Почему бы вместо современных экологически малоприемлимой сверхконцентрации населения в на ограниченных площадях городов-конгломератов и нарастающего обезлюдения всего прочего пространства не представить себе другую картину: страну, по которой практически равномерно распределены коттеджи-индустриальные фермы, в которых органически соединены в одно целое и жилое пространство, и производственный участок (тот же самый токарный, штамповочный и любой другой станок, вплоть до роботизированного сборочного конвейера), и подсобное агарное хозяйство - это ли не мечта гуманистов всех времен, реализация идеи о слиянии города и деревни, сельского и промышленного труда?

Что это дает?

Прежде всего, рост производительности труда. Проблема современного поточного, конвейерного производства состоит в том, что его эффективность определяется самым слабым входящим в него звеном. Кроме того, обезличенность современной технологической оснастки лишает производство возможности утилизовать в целях роста производительности какие-либо индивидуальные качества работающего (леворукость-праворукость, быстрота реакции и т.п.) - в существующих условиях рабочая сила выступает как вполне обезличенная масса с усредненными (или даже заниженными по отношению к среднестатистическим) свойствами.

То есть индивидуализация труда прежде всего выводит техпроцесс из под «диктата слабого звена» и позволяет повысить его эргономичность за счет подгонки технологической оснастки, оборудования под личностные параметры работающего. И, в-третьих, неоднократно уже замечено, что чем крупнее производство, тем в меньшей мере любой из работающих ощущает заинтересованность в его конечном результате и, следовательно, тем более многочисленная (мастера, контролеры, нормировщики и прочая армия надсмотрщиков) и дорогостоящая управленческая надстройка ему необходима.

Таким образом рентабельность общественного производства при его индивидуализации должна возрасти в том числе и за счет сокращения административного аппарата.

Но, скажет вдумчивый читатель, все эти выигрыши могут быть запросто сведены к нулю ростом транспортных издержек - как доставлять-то сырые материалы и полуфабрикаты к этим территориально разобщенным «индустриальным фермам»?

А как они доставляются сейчас? Мало того, в настоящее время параллельно существует даже не один, а два транспортных потока: на крупные предприятия приходится возить как сырье и полуфабрикаты, так и рабочую силу, причем использовать для этой цели специальный, более «деликатный» пассажирский транспорт.

Остается решить проблему: а как, собственно, сорганизовать это индивидуализированное производство, подчинить его общественным целям? Вполне понятно, что, например, рабочий-штамповщик может наштамповать на станке в подвале своего коттеджа кучу заготовок, но должен же он знать, что делать с ними дальше?

И вот эта-то задача и была по сути неразрешимой до появления на сцене глобальных коммуникационных сетей. Они как раз и есть то самое последнее звено, которого до самых недавних пор не хватало для полного устранения производственно-административной гигантомании.

Подобно тому, как несовершенство паровых машин и пара как источника энергии вынуждало к концентрации энергопотребляющих машин (станков в цехе), так и несовершенство коммуникативных средств делало необходимым концентрацию информационных потоков в каких-то распределительных узлах - управленческих конторах: министерствах, главках, штаб-квартирах компаний, заводоуправлениях и т.д. - из которых она уже могла бы направляться адресным методом потребителям информации (например, рабочему: изготовить столько-то деталей по такому-то чертежу и передать дальше по технологической цепочке). И лишь с появлением такого универсального средства общения, как подключенный к Интернету компьютер, нужда в подобных «информационных накопителях-распределителях» начинает отпадать. Мало того, отныне каждый трудящийся может выступать уже не в качестве продажно-наемной рабочей силы, а в качестве равноправного субъекта рыночных отношений и продавать уже не свою рабочую силу, а созданный им продукт.

Проще говоря, при помощи уже имеющихся интернет-технологий владелец индивидуальной промышленной фермы - пусть даже с тем самым примитивным штамповочным станком в подвале - может найти на региональном, национальном или даже глобальном рынке потребителей продукции штамповочного производства покупателя, заключить с ним договор, получить аванс, если надо - получить чертежи, заказать дополнительную оснастку, вызвать специалистов по ее наладке, и работать! И не надо ему ни директоров, ни министров -конкурентный рынок сам по себе выступает самодостаточным организатором производства!

Конечно, эта система организации труда встретит изрядное противодействие: кому охота утрачивать информационную диктатуру и все связанные с нею выгоды? Что ж, видимо, в будущем лидерство займет та страна, административный и промышленный истеблишмент которой первой осознает необходимость перемен.

Павел Курень